ПОДБОРКА СТИХОВ НА ОДНОЙ СТРАНИЦЕ

На перекрёстке дорог

Дни непутёвые катятся
без вековых перемен.
Душами правит разладица
прежней эпохи измен.
Что ж он никак не устроится,
наш коммунальный мирок?
Счастье надёжное кроется
на перекрёстке дорог.

Там, на неведомых росстанях,
где не примята трава,
в землю, умытую росами,
эти ложатся слова,
и отрешённо обмолвится
неумолимый пророк:
«Счастье надёжное кроется
на перекрёстке дорог».

Пусть говорят, что не модные,
но, неизменные вновь,
звёзды горят путеводные:
Вера, Надежда, Любовь.
Эта заветная троица
благости нашей зарок.
Счастье надёжное кроется
на перекрёстке дорог.
18.04.2011

Под колпаком полярной ночи

Живём под колпаком полярной ночи,
затёртые снегами на века.
Разгадываем тайны многоточий –
посланий, что летят с материка.

Не трепетные снасти бригантины,
не радужные блики парусов –
винты радиоактивной субмарины
несут нас от ледовых берегов.

Всегда на нерастраченном пределе,
в любви на расставания легки,
подводные листаем параллели
в отсеках из титановой фольги.

И музыка торпедного затвора
не заглушит забытые миры,
когда на индикаторах обзора
мы видим тополиные дворы.

А где-то благоденствует природа,
полуденные блещут небеса…
У нас – всегда другое время года,
другие часовые пояса.

Мы, ледяной пучины посредине,
от берега, как прежде, далеки,
несёмся на урановой турбине
в отсеках из титановой фольги.
18.11.2010

Вечерний аккордеон

Промокли улицы вечерние,
но непогоде вопреки
одной мелодии свечения
не угасают огоньки.
Они несут мотивчик давешний
в оцепеневшие дворы
под перламутровые клавиши
пассажей уличной игры.
Дома озябшие сутулятся,
проулки тёмны и сыры,
а музыканту этой улицы
другие видятся миры.
Но за пустяшными беседами,
своих не ведая путей,
мы, осторожные, не следуем
простой мелодии твоей.
Помилуй, уличной симфонией
надолго ли утешишь ты,
безвестный баловень гармонии,
среди обмана и вражды?
Покуда мгла висит осенняя,
какой, помилуй, нам резон
увидеть вестником спасения
нелепый твой аккордеон?
… Казалось, мир уже в агонии
и потемнели небеса,
а ты, возлюбленный гармонии,
творишь такие чудеса!
Забытой музыки свечению
мирволят лики всех святых
и повинуют нас учению
волшебных клавишей твоих.
05.04.2012

Голубые голуби любви

Будничную прозу разорви,
посмотри, мой друг, какая прелесть –
вновь на нашу улицу слетелись
голубые голуби любви.

Трепет занесённого крыла,
вдумчивое клюва воркованье…
В уличной такой фата-моргане
столько благодушья и тепла.

О, мой невесёлый визави!
Что теперь твои разуверенья,
если нам исполнено знаменье –
голубые голуби любви?

Что твои порожние лари
и надежд истраченных крушенье,
если поднебесное круженье
прочат голубые сизари?

Нас ещё одарят небеса:
отметая прошлые секреты,
мы, одной любовию согреты,
в новые поверим чудеса.

Это ведь не купишь за рубли…
Если бы не говор голубиный,
синие дворовые глубины
никогда б любовью не цвели.

Видно, милый друг, у нас в крови
в истину уверовать такую,
и тогда надежду наворкуют
голубые голуби любви…
22.04.2011

Перламутровый прибой

Где луною просвечено облако
и созвездий висит полотно –
кипариса безмолвствует колокол,
гераклейское бродит вино.

И откуда, скажи мне, бессонница?
Неужели всему и виной –
кипарисов зелёная звонница,
перламутровой пены прибой?

Наших рук мимолётность касания –
и не держит уже тетива
сумасшедшие наши признания,
потаённые наши слова.

Полетим за степной паутинкою,
где цикад неустанный минор,
что играет старинной пластинкою
на игле фиолентовых гор.

И пускай о столетия сточатся
и сойдут в океан берега,
но для нас это лето не кончится,
наши души не тронут снега.

И навеки, поверь мне, запомнятся
и отныне пребудут с тобой
кипарисов зелёная звонница,
перламутровой пены прибой.
11.05.2001

На подрамнике Клода Моне

В петербургский окраинный рай
увези нас, летучий трамвай,
и навеки меня окольцуй,
доверительный твой поцелуй.
Унеси, золотая ладья,
на осколки людского жилья,
где, представьте, в зелёном окне
тлеют всполохи Клода Моне.

Кто сказал, что февраль не поёт,
вековой созывая поход,
в водосточные трубы трубя, –
это всё, милый друг, про тебя.
Нас несла золотая ладья…
Что воспомнить могу ещё я?
Эти дни мы горели в огне
сумасшествия Клода Моне.

… Пусть негладко порою в судьбе,
век неверный, признаюсь тебе:
как безумно ты нас ни тасуй,
мне всё памятен тот поцелуй,
тот окраинный призрачный рай,
золотой петербургский трамвай…
Жизнь моя утопает в вине
на подрамнике Клода Моне.
12.04.2011

***

Будет разлука легка и светла…
Нашей судьбы запятая
так осторожно в ночи нас вела,
по переулкам плутая.

Мы не дошли до заветной черты.
Гаснет зари позолота…
Спросим совета у этой звезды,
тлеющей над горизонтом?

Что ж непутёвая наша гульба
счастье надёжное прячет?
В нынешней жизни, видать, не судьба,
в новой – всё будет иначе.

Вот и причал мой. Горит синева.
Плещутся волны негромко.
Я не расслышал простые слова,
что вы шепнули вдогонку…
15.01.2012

Мишка – севастопольский мальчишка

М.Л. Лезинскому

Шикарный город Хайфа!
Но нет, поверьте, кайфа,
и, если честно, мне тут не лафа.
Всё слышу отголоски
оркестров на Приморском,
и, признаюсь, – кружится голова.

… Гуляли мы когда-то,
портовые ребята,
и каждый был, конечно, не святой.
Но верные подружки
встречали нас в пивнушке,
в той самой, – помнишь? – на Большой Морской.

– Чему, скажи, тут удивляться, Мишка?
Ты просто севастопольский мальчишка.

Я парень был не броский,
но выйду на Приморский –
фортуна улыбалась мне тогда –
и, помнится, на Графской
по мне стреляли глазки –
такие, что и горе не беда!

Забудутся едва ли
жульенка из кефали
и мидии под крымское бордо,
объятья на Хрусталке
неведомой русалки,
мигалки милицейского ландо…

– Чему, скажи, тут удивляться, Мишка?
Ты просто севастопольский мальчишка.

Огни вечерней Стрелки,
луна над Корабелкой…
Неужто всё сгорело без следа?
А лепестки акаций
в бокалах рестораций…
Забыть об этом? Что вы – никогда!

– Чему, скажи, тут удивляться, Мишка?
Ты просто севастопольский мальчишка.

… Плесни себе муската,
пусть отблески заката
напомнят наши молодые дни.
А я, поверь, не скрою,
но снится мне порою:
ты шекели меняешь на рубли…
18.12.2011

Севастопольский трамвай

Он в весеннем завихреньи,
в тихой пустоши земной,
словно тайное знаменье,
по Большой летит Морской
мимо летних рестораций,
над горячей мостовой,
где зелёный дым акаций
и жасминовый прибой.
О, возок провинциальный,
старичок-империал!
Ты какой великой тайной
горожан околдовал?
Чем из северного тлена
зазываешь юный май –
вестовой его бессменный,
севастопольский трамвай?
… За минувшими годами
нам увидится во сне
строгой дамы, строгой дамы
удивлённое пенсне,
гимназиста на подножке
загорелый локоток,
а в окошке, а в окошке –
синей бухты лоскуток.
В это светлое мгновенье
что превыше всех прикрас,
неподвластное забвенью
очаровывает нас?
Моря чистая полоска,
южный полдень налитой
и – нелепая повозка
на брусчатке голубой.
Где, мучительно неловки,
двое, прячась от зевак,
проезжая остановки,
не расстанутся никак.
И во власти милых ручек
(Бог, удачу призови!)
восхитительный поручик
изъясняется в любви.
… В час, исполненный моленья,
увези нас в этот рай,
в эти давние мгновенья,
севастопольский трамвай!
В Аполлоновку, где тает
дребезжащая свирель,
и где рельсы заметает
тополиная метель…
27.03.2012

Перекрёсток севастопольских ветров

Всё отдалённее и глуше отголоски
полузабытых телефонных номеров…
Пойдёмте, сударь, на простуженный Приморский,
на перекрёсток севастопольских ветров.

И под платаном, что промок уже до нитки –
он, как и мы, поверьте, сударь, одинок –
я соберу его осенние визитки,
услышу песенки далёкий голосок.

И эта песенка, поверьте, не случайно,
ведёт мелодию, казалось, на авось
о том, что грезилось в безоблачном начале
и на исходе что увидеть довелось.

Ах, музыкант провинциального Бродвея!
Пусть твоя песенка, подобно божеству,
нам невозможное спасение навеет,
когда мы смотрим на опавшую листву.
15.02.2012

"ЗАБЫТАЯ ТЕТРАДЬ"

Романс друзьям

Из той поры, где молодость на взлёте,
доверье рук, казалось, на века –
из той поры на самой верхней ноте
пришло ко мне дыхание стиха.

Где мы, друзья, ещё неразделимы,
где держит свет родного очага,
но канет год – хотим иль не хотим мы –
нас позовут другие берега.

И не найти тепло рукопожатья,
минувших лет беспечные миры,
где юных дев счастливые объятья
и до утра кипящие пиры.

И повернуть былое невозможно,
как талый снег поднять на небеса.
Своих друзей я вижу еженощно,
как наяву, их слышу голоса.

Их голоса сливаются друг с другом,
они скорбят и клятвами частят…
Но не созвать, как прежде – плечи кругом, –
в своё родство не веривших волчат.

Покуда мы во сне лишь различимы,
судьба, сведи нас, встречи не порушь
и вознеси над грустью той причины,
что развела орбиты наших душ.
1988

Песенка о задумчивом солдате,
который наслушался песен Окуджавы
и решил поискать своё счастье на войне

Один задумчивый солдат,
не повидав еще сражений,
кровавых не познав ранений
и звона доблестных наград,
сказал однажды не шутя,
что минула пора потехи
и хватит, мол, колоть орехи
прикладом грозного ружья,
и тренькающих шпор его напев
совсем не для услады юных дев.

И вот идёт он на войну,
в победу веруя бесстрашно,
обороняется отважно
и тупит шпагу о броню.
Но, как ни грозен твой булат,
дела врагов не так уж плохи,
и от расчётливой эпохи
не жди, солдат, больших наград,
пусть даже за прекрасную любовь
ты проливаешь праведную кровь.

Ему нелёгок путь назад…
Печален вид согнутых плеч, но,
мне кажется, не будет вечно
его зазубренным булат.
Он лихолетье переждёт,
но путь свой не переиначит,
а то зачем тогда, иначе,
солдата звание несёт?
Тем более, улыбкой из окна
надежду дарит женщина одна!
1980

Маета

Ой, при месяце
как мне грезится,
как мечтается,
как печалится!
В голове гольца
роем теснятся
думы ложные,
заполошные…

Не пригожая
твердь дорожная.
Чай, не нравится
веком маяться…
Впереди – туман,
позади – обман,
ну, а по бокам –
птицы клёкотом.

Неспроста эта,
видно, маета.
Дни угарные,
сны кошмарные
душу ранили,
одурманили:
что в конце, снится,
мне отвесится…

Что вы в суете
мне рисуете –
губы скованы
уготованы?!
Горе вещунам
мной завещано,
ведь сквозь пролески –
уже проблески!
<1981>

Песня о друге

С. Митину

Мне утро высветило окна синевой,
и ночь вокзальная, как выслуга без званий…
Вчера уехал навсегда товарищ мой,
так незаметно, без застольных расставаний.
Как в дом родной, вселился в хвостовой вагон –
другие планы ему строить не резон.
Он так всегда по жизни – не меняя галса.
А я остался.

И я курил, не унимая в сердце боль,
себя не пряча от дождя осенней стужи.
Мой друг в вагоне том для всех сейчас Король –
он это звание играючи заслужит.
Напропалую, безоглядно, поспешит
подставить грудь под синеглазые ножи.
Ему легко, шутя, с судьбою пререкаться,
с ней не считаться.

В разбитом тамбуре, я знаю наперёд,
его захватит непростая заваруха
на толковище, где идёт обратный счёт,
а за недоброй феней только и мокруха…
И не расскажет, что и как – Чего там, мол? –
лишь сигарет в измятой пачке частокол…
Ведь он – Король, а от зарубы кто вдали, –
не Короли.

Все заусенцы жизни менее, чем вздор –
такое правило его, и мне завидно,
когда мой друг всегда идёт наперекор
и говорит при этом – Дальше будет видно!
Он жизнь торопится по-своему прожить,
и не намерен понапрасну мельтешить.
Так незаметно, неэффектно попрощался…
А я остался.
Один остался.
5 сентября 1983

Моя молитва

О, время, горьких мук
доставь мне испытание,
не шли лишь остывание
доверья наших рук.

И в полыханьи гроз
не сотвори прощения,
не дай Бог, разобщению
единства наших грёз.

О, время, не нарушь
в своем теченье нервном
на гребне волн неверном
созвучье наших душ.

Вот так бы жить и жить,
не ведая подвоха…
Но так больна эпоха,
и нам ее лечить.
Февраль 1982

Над Россией стылые дожди

Над Россией стылые дожди,
и, в туманы кутаясь свои,
провожает с нежностью
в грустной неизбежности
Русь свои полуденные дни.

Не поют хмельные соловьи
и не слышно Спасов на Крови…
Ты, за год уставшая,
все хлеба убравшая,
хоть зимою снежной отдохни.

И, как прежде, маревом седым
снег кружиться над твоим былым…
Не печалуйся о нём,
осени себя перстом,
веруя лишь звёздам заревым.
<1979>

Золото Клондайка

– Грех нам жаловаться, всюду везло,
перекатами пусть даже несло,
но сегодня на стремнине весло
расколото,

и уже не разделиться с тобой –
мы повязаны не просто судьбой,
и не просто так плывём стороной,
где золото.

– Я заметил по прошествии лет,
нам хватало на удачу примет…
– Это – раньше, а сегодня – привет! –
истратилась,

и подмога для натруженных плеч –
не молитвы, а надежду беречь.
Но уж больно нехорошая течь
наладилась…

… Мы пробились, и себя сберегли,
и в отчаянье на дно не легли,
пусть течение вдали от земли
не плавное.

И, как видно, в этом только и соль –
ты с судьбой себя без ропота ссорь,
ну, а там, как бы тебя ни несло, –
не главное.
11 марта 1988

***

Живём лишь для того, чтоб прочность разорвала
закостенелых душ крамола наших строк,
по заспанным щекам безжалостно хлестала,
в разбуженных мозгах не находила сток.

Живём лишь для того, чтоб не в бетон укрытий
скрывалась от пальбы задумчивая рать.
Нам только крик трубы неровностей событий –
и мы уже клинка сжимаем рукоять.

Кто справа, слева нас – им пули не отлиты –
полкорпуса вперёд, полкорпуса назад.
А мы, как на плацу, – прицелам всем открыты,
шрапнель мундиры нам дырявит для наград…

Живём лишь для того, чтоб прочность разорвала
закостенелых душ крамола наших строк,
по заспанным щекам безжалостно хлестала,
в разбуженных мозгах не находила сток.
13 декабря 1982

***

Мы два весла одной ладьи,
единство взмаха несомненно,
и нас пленительная пена
уже который год роднит,

уже который год сполна
сулит нам радости, печали,
но наша лодка не причалит,
пусть эта пена солона…
13 января 1982

Откровенные частушки

Судят, рядят о том, что я внутри таю,
как будто не играю я в открытую.
Но тем, чем раскачалась моя звонница,
у вас душа, как и у меня, полнится.

И дело-то не в том, что я стихи пишу,
особого не поднимая кипишу,
а в том, что я на этом деле чокнутый,
от всех и вся гитарой перечёркнутый.
17 марта 1983


назад